Типичные представители семейства чистокровных обычно не работают, оставляя своих супружниц в обществе клубка, спиц, тёплого клетчатого пледа и большой чашки какао, которая помешивается ложечкой без непосредственного участия самой мадам, которая в этот момент сидит в кресле и что-то рукоделит на благо семейства. Опционально, такая жена может вынашивать детей, выращивать цветы или забавляться живописью.

Августа Лонгботтом была слишком неспособна к рукоделию, хотя шарфик соорудить и могла, а то и свитер; слишком ленива, чтобы рисовать что-то где-то красками (кроме надписей "Риддл - козёл!" на стене подземелья в Хогвартсе, пока МакГо торчала на стрёме) и слишком критична к себе, чтобы вообще присаживать задницу на кресло около камина. Замужество её несильно изменило - разве что на мужа она не кидалась с заклинаниями наперевес и криками "Где ты шастал, мать твою!..." В глубине души-то мадам Лонгботтом было даже жаль Альберта: очень достойному человеку повезло связать свою судьбу с девушкой, входящей в Топ-10 самых непоседливых задниц в Хогвартсе, в Министерстве, в Аврорате; в благодарность за его терпение, любовь и ум Августа вела себя хорошо, не повышала голоса, носила платья и держала спинку ровно - до тех пор, пока не наступало первое апреля, и она не приходила домой первая...

Августа Лонгботтом была трудоголиком - в хорошем и положительном смысле этого слова. Она не убивалась в коридорах Министерства, пытаясь родить сто страниц отчёта мелким почерком за три часа, не пыталась поцеловать попы начальственных дядей и тетей; однако, работу свою любила, а посему считала долгом отсидеть там уж если не все десять часов, то как минимум без обеда с отрывом от производства. Проще говоря, она разогревала тарелку с жарким прямо на своём столе, левой рукой работаю ложкой (или вилкой), а правой - что-нибудь выписывая. До тех пор, пока не наступало первое апреля, и она не убегала домой первая...

Гостиная в шесть часов вечера выглядела очень даже заманчиво - пустая, тёплая, безо всякого намёка на то, что Альберт уже побывал здесь. Носки на люстре не висели, брюк в кресле не наблюдалось - да даже если бы Альберт и развешивал маленьких чёрных ножных друзей, их бы тут и не было! Августа поспешила вылезли из тёплой мантии и снять пару дамских перчаток, когда часы закончили бить шестой раз. Шутки для Альберта пока придумано не было, и вот-вот мадам Лонгботтом потерпит самое сокрушительное в мире поражение - разве что мсье Лонгботтом оценит, что она стоит в платье. ПЛАТЬЕ.

- Платье. Тебе на "е", - вместо приветствия заулыбалась Августа, заметив, с какой раздолбайской небрежностью стоит, опираясь на косяк двери, её благоверный - и чуть не запищала от восторга. В семнадцать лет, когда она осознала, что втрескалась в мастера Альберта раз и навсегда, она как раз-таки и попискивала от радости, собираясь на чинную благовоспитанно-чистокровную прогулку по Хай-стрит деревни Хогсмид под руку с молчаливым и миловидным Альбертом. Сейчас ей было ровно семнадцать - улыбка от уха до уха и блеск в глазах вернулись на лицо в тех же масштабах, что и в школьные годы - в силу специфики работы Августа, отправлявшая в волшебников-чернокнижников заклинания, улыбалась не очень много. А вот качественно поржать с мужем - обожала.

- В твоём доме я живу, периодически готовлю еду, глажу твои рубашки, а по ночам провожу время под одним с тобой, мил человек, одеялом. По воскресеньям мы вообще до полудня в кровати, потому что устали, - Августа облизала губы, поправив пояс на своём по-весеннему лёгком платье с летящей юбкой, раскрашенной в крупный белых горох. Она до сих пор почему-то не придумала, как именно проведёт с мужем первое апреля; отчего-то ей казалось, что наилучшей идеей было бы предложить ему съездить в Плимут или Брайтон на уик-энд на автобусе, и не на "Ночном Рыцаре". Впрочем, она до сих пор со смехом вспоминала, как они провели медовый месяц, и дальнейших путешествий на край света через Рязань мадам Лонгботтом не допускала.

- Чай, кофе, потанцуем? - Августа ловко покружилась на месте, подлетая к супругу и звонко чмокая его в плечо, поскольку достать выше даже с помощью двухдюймовых приличных каблуков было трудновато. Миниатюрная и невысокая, она вряд ли могла вообще тягаться с Альбертом в росте - и именно потом и любила его ещё сильнее и ещё крепче, каждый раз, когда вставала рядом со своей "каменной стеной". - Сливочное пиво, огневиски, полежим?

- "Ж", говоришь... - Августа почесала макушку, как будто в её голове крутилась целая умная куча многосложных слов на букву "Ж". Первое место, конечно, занимало слово "Желание". И чего пожелать она точно знала наверняка.
- Желаю увидеть, как ты сидишь и ешь, а ещё рассказываешь, что у тебя нового, какую именно новую мантию ты себе присмотрел на летний сезон, а также почему, ну почему! У тебя! Опять на плече след от губной помады! - мадам Лонгботтом театрально закатила глазки и потыкала (нежно потыкала, с любовью) мужа в плечо, предпочтя благополучно сделать вид, что помада отенка "спелая вишня" - Боже, кто это название придумал? Это же спелая черешня, дальтоники! - принадлежит не ей, и вообще, ту коробочку с самокрасящимися тенями и помадами не Альберт ей подарил на прошлый Первомай в честь поездки в маггловский Берлин с проникновением по ту сторону оккупации. - Ну кто, кто она! Это Селестина Уорбэк? Или Минерва? Я так и знала, тебя уведут мои подруги, они не смирились с тем, что ты, хотя и зануда порядошный, прекрасный мужик и роскошный кавалер!... - мадам заломила тоненькие ручки, закатила глазки и сделала вид, что выдерживает драматическую паузу. Посреди паузы она прошептала с закрытыми глазами:
- Значит, пирог возлюбил всё-таки ты. А я думала, что у нас дома живёт НЕКТО, пожирающий тройную порцию. Я даже капкан на медведя поставила, но в него так никто и не попался... Напомни его убрать, а то вляпаешься, а мне потом таскать тебе пирог в Сент-Мунго. Не хочу, там пахнет лекарствами! Не люблю лекарства. Дурь лечится простым "Ступефаем" по глупой голове, - пояснила молодая Лонгботтом, водя пальчиком по плечу супруга и задумчиво продолжив: - Объе... То есть, ты считаешь, что пекинская, прости Мерлин, утка - это объедки?
Таким тоном, с конкретным фа-диезом после третьего слова в голосе, она обычно спрашивала подозреваемого, нравится ли ему статус свидетеля по делу. О том, что идея с виски ей понравилась, она как-то умолчала - для начала предстояло выяснить, о каких таких объедках говорил её красивый, умный, добрый и любимый супруг-молчун.